|
|
|
 |
Новости | Конференция | Чат | База данных | Творчество | Сообщество | О сайте | English |
|
Помощь сайту |
 |
 |
 |
 |
|
Версия финала (Фантастический рассказ с элементами политического памфлета) Автор выражает глубокую признательность пилоту Ahilles за прошлогодний разговор о «теории волны» Небольшая группа людей двигалась по темному, освещенному лишь красным светом тревожных маячков, коридору. Впереди неторопливо шествовала пара невысоких пожилых мужчин в дорогой генеральской форме. Удивительным образом за ними едва поспевал высоченный громила с автоматом наперевес. — Ваше превосходительство! – с каким-то внутренним надрывом извинялся громила, обращаясь к усатому старику. — Мудаки. — Господин министр! Олег Петрович… Хоть вы скажите… — громила умудрился оббежать парочку сзади и обратиться к другому, безобразно располневшему старику. — Оставь сантименты, Боря. Докладывай. Тот не успел ответить, прерванный усатым: — Да уж… Ну, ты и кадры подбираешь, Олежка. И это — начохраны. — Максим Дмитриевич! – чуть ли не пропищал совершенно севшим голосом Борис. – Девять лет беспорочной службы! Вы же сами вчера подписали приказ об увольнении! Праздник же! Осталось не больше роты. Да и то… — начальник охраны непроизвольно дернул головой назад, в сторону троих автоматчиков следовавших за ними в некотором отдалении. – Э-э… Молодые… – он умудрился проглотить более нелестную характеристику. — Короче, Боря. — Так. В четыре ноль-ноль резиденция атакована террористами. Одновременно десант с воздуха и атака наземными силами. Общая численность до батальона. К настоящему времени захвачен весь наземный комплекс. Организована оборона по уровню лестничных клеток и лифтовых шахт. Ждём подкрепления, но… — Что, но? – угрожающе поторопил усатый. — Связи нет, господин верховный главнокомандующий. Взорван пункт связи. – Голова начохраны явственно ушла в плечи. – Пытаемся восстановить. — Попали, как петух в суп… — резюмировал толстяк. — Ага, как лохов взяли! – подтвердил главком. – Известно кто? — Группа Балашова, ваше превосходительство. — Что?! – прекратив движение, в один голос гаркнули старики, разом уставившись на Бориса. Под этими яростными взглядами начохраны совершенно поник: — Террористическая группировка Дениса Ивановича Балашова… Они сделали объявление… Предлагали капитуляцию. — Дениска, гандон… Ладно. В полном молчании они продолжили движение. — Ага, вот и комплекс! – радостно возвестил Борис, когда группа остановилась перед тяжелой бронированной дверью. – Ваши превосходительства. Вы уж побудьте внутри. Здесь резервный комплекс помещений… Мне так спокойнее будет. Дверь укреплённая. Коридор узкий. Оборону держать легко. Я оставлю с вами этих трех «гавриков» для очистки совести. Хотя, думаю, до этого не дойдет. — Не дойдет, как же… — проворчал толстяк. – Кто связь подорвал, Боря? — Кхм… — Мало вас стреляли. — Я побежал? – нашел выход из неприятной ситуации начохраны. — Дуй… Отставить. Автомат дай. – Усатый протянул руку. – Вот теперь беги. Второй старик тоже не терял времени даром, распахнув дверь, он углубился в помещение. Вскоре издалека послышался его голос: «Макс! Иди сюда! Я кухню нашёл!». В ответ главком состроил недовольную физиономию и закатил глаза к небу: — Мля… Значит так. – Максим Дмитриевич сконцентрировал внимание на оставшихся охранниках. – Кто старший? — Лейтенант Воробьев, ваше превосходительство. — Вперёд выдвинулась неказистая личность. — Не в бровь, а в глаз… — недовольно хмыкнул главком. – Занять оборону, лейтенант. Изнутри натаскать ящиков и мебели. Устроить баррикаду. Дополнительный рубеж организовать при входе в помещение. Исполнять. Отдав приказания, он направился на поиски министра. * * * * * Небольшое кухонное помещение было обставлено с воистину армейским минимализмом: исключительно из нержавеющей стали шкафы, столы и прочий инвентарь, серый кафель на полу и крашенные белой водоэмульсионкой по бетону стены. Олег Петрович, и здесь умудрившись найти табурет по своим размерам, устроил в нем свои телеса. — Совсем жиром оброс, — заявил вошедший главком. – Прошли не более пятисот метров. — Уф… Фух, тяжело, — надрывно дыша, он расстегнул пуговицы кителя. — Старость не радость… Обидно, да? — Не то слово. Максим Дмитриевич резким движением руки выдвинул стул, разворачиваясь лицом к двери. — Не то слово, — повторил он, усаживаясь на стул. – Кто угодно, но только не Денис. Кто угодно. — Вскормили на груди змеюку. — Блин, в такую жопу мы не попадали с тех пор как служили у Грехнёва. — Да… Гаврюша… – Максим Дмитриевич прикрыл глаза вспоминая. – Как давно это было. Сорок лет назад… * * * * …Сорок лет назад Федерация находилась в состоянии затянувшегося вооруженного конфликта с Азиатским Союзом. Ни желания, ни сил на превращение мелких пограничных стычек в полноценную «войнушку» не имела ни одна из заинтересованных сторон. Политики мирно сходились на нейтральных территориях, звенели бокалами тонкого стекла, плодили бесконечные архивы протоколов и постановлений, и тискали упругие места чернокожих секретарш — всё правильно, где же еще и встречаться, если не в пространстве Американской Демократии, известного третейского судьи в современном мире – и спали на простынях настоящего хлопка. Переговоры продолжались год за годом, всё более приобретая статус постоянных, и уже ни в ком не вызвали возмущения заявления дикторов новостных каналов: «…межправительственные комиссии собрались на очередное квартальное заседание по вопросу урегулирования…» — свыклись, притерлись и не обращали внимания… На границе всё было совсем не так. На долю авианесущего крейсера «Тбилиси» выпала охрана сферы радиусом не более двух световых минут. Казалось бы, не велика задача для флагмана Федерации, несущего на борту четыреста малых истребителей и штурмовиков, вооруженного по последнему слову науки и техники: одних только термоядерных ракет способных полностью уничтожить планету класса Земли, на борту насчитывалось целых восемь штук. Однако, не всё было так просто – в соприкасающемся пространстве противник разместил целых два авианесущих крейсера. Одним был знаменитый, по-настоящему современный «Сяо Пин», а вторым заслуженный тридцатилетний ветеран «Шанхай»… Собственно в «Шанхае» и было всё дело: хотя об этом никто и не распространялся, но слухи, подтвержденные к тому же фотографиями, видеопленками и схемами ясно давали понять — «Тбилиси» являлся точной копией, один в один, этого старейшего представителя военпрома Азиатского Союза(1). Естественно, такое сравнение никак не вселяло оптимизма офицерскому составу крейсера. Тридцатилетнее превосходство техники одного только «Сяо Пина» заставляло впадать в ступор. Потому все внутренние, тщательно скрываемые от высшего руководства разработки и планы, сводились практически к одному – ежили, не приведи Господи, обстановка накалится, то не о каком противоборстве с узкоглазыми и речи быть не может – сматываться на всех парах! Именно на этом корабле, среди такой напряженной обстановки выпало служить выдающемуся пилоту — Гавриле Грехнёву, командиру пятого крыла малых кораблей «Тбилиси». В непосредственном подчинении у него находилось семьдесят две боевые машины конструкции знаменитого бюро «Сухого», а это была такая сила, такая мощь, что и представить страшно. И не только громадная мощь скрывалась в этих изящных красавцах-штурмовиках. Но и великое искушение. Каждый раз, когда он выводил соединение на очередное боевое дежурство, и «сушки» выстраиваясь в ровные ряды, пронзали пустоту космоса ровным следом двигателей — это было искушение… Космос спокойный и ровный светил ему в глаза мелким точками астероидов и звезд, и мнилось ему, что космос как женщина, расслабленная и спокойная, согласная, лежит перед ним. Одно его слово, один приказ, и его ребятки бросятся и овладеют этой женщиной. Они – сила, достаточная чтобы снести оборону любой планеты, любого производственного комплекса, отбомбиться по любому объекту, оставив за собой лишь груду развалин. А противостоять им может лишь целый авианесущий крейсер, да и то, пожалуй, только крейсер узкоглазых. «Сушка» — машина гениальная, и недаром встречный патруль всегда минимум в два раза по численности превышает его подразделение. А еще, среди прочего, у него служили четыре капитана, на должностях звеньевых – Максим Ченцов, Олег Горелов, Валерий Иванов и Денис Иванович Балашов… * * * * — Да, Гаврюша. Вот уж у кого были стальные яйца. – Максим Дмитриевич прислушался. – Тишь… Ха! Кстати, помнишь, как его командир за глаза называл? – главнокомандующий потер лоб вспоминая. — Как бишь его звали? — Кого? Командира? – усмехнулся в ответ Олег Петрович. — Ты даешь, отец! Ты же его лично стрелял! — Блин, ну не помню. Не помню. Проклятый никотин… – криво улыбнувшись, собеседник полез во внутренней карман, извлекая на свет толстую сигару. — Зяблик. Зябликов его звали. Гаврюшу он называл — «Двойное Г». Гаврила Грехнёв. Говно в квадрате. — Точно! Вот мудак Зяблик был. Чуть не просрал «Тбилиси». Кстати, а ведь Дениска его придерживал, пока я стрелял. Толстяк весело расхохотался: — Мудак мудака! За руку держал… А Гаврюшу жалко. Гаврила бы не сомневался, как ты… Стрелять надо было гадов. В этой стране каждого десятого к стенке ставить надо, – веско заметил Олег Петрович. – И стрелять. Эх… Добренький ты. — Не начинай. Сколько можно. Помнишь, как Гаврила говорил: «Делай, что должен – будь, что будет». — Ха-ха! А еще он говаривал: «Первое дело человека – оставаться в живых, а остальное приложится». Главком лишь отрицательно покачал головой. И надолго умолк, погрузившись в свои мысли. Министр не прерывал молчание. — Нет, Олег. Вот уж кому, а Грехнёву всегда было глубоко плевать на собственную жизнь… В этом сила его была. Он не просто смерти не боялся, он на жизнь плевал. Вот тебе плевать? — Смерти не боюсь, а вот жизнь… — Олег Петрович тяжело вздохнул, и в свою очередь полез во внутренний карман, выуживая плоскую фляжку. – Будешь? Нет? Как хочешь…– сделав большой глоток, он одобрительно крякнул. — Понимаешь, перегорел он. Что ты хочешь. Двадцать четыре боевых вылета… Это знаешь ли… Хм. Когда, в тот раз, я увидел метки узкоглазых, я перепугался насмерть. До полного ступора. А ты? — А что я? Я обосрался. Самым натуральным образом. Четырнадцатый контакт. Десятикратная гарантия… Зато больше никогда и ничего в жизни не боялся. * * * * …И вновь Грехнёв вывел своё соединение на боевое дежурство. Вылет прошел без сучка и задоринки, пилоты уверенно заняли свои места в построении, и Гаврила привычно взял курс к первой отметке. Как всегда, действуя автоматически, он полностью отключился от внешних забот, предаваясь размышлениям. Сегодня он был мрачен как никогда – остатки алкогольного опьянения давно выветрились из организма, но, видимо, какие-то вещества из этого суррогата, гордо именуемого водкой, продолжали воздействовать на клетки головного мозга. В голову лезли мысли о статистике, и он никак не мог заставить себя сосредоточиться на ином: «Средняя цифра потерь во время огневого контакта с аналогичными соединениями узкоглазых – двадцать процентов. Следовательно, если ты совершил пять контактов, то вероятность твоей смерти сто процентов… Отставить! Не думай об этом!..» — он пытался одернуть себя, чуть ли не за уши вытащить из нахлынувшей депрессии. – «Зачем нам теория? Ты пришел на крейсер два с половиной года назад, вместе с тобой из училища прибыло сто двадцать свежеиспеченных лейтенантов, кто еще жив? Где они? Каждый месяц прибывает порядка ста лейтенантов? Где они?! …Да, полным-полно народу! НЕ думай об этом!.. Живы только те, кто вовремя подсуетился и свалил с «Тбилиси»! По статистике четыре столкновения в месяц, поделить на шесть крыльев, да прикинуть… Что-то вроде года получатся… До ста процентов вероятности. Все умные пилоты успевают перевестись с крейсера за один год!.. НЕ думай об этом!!!» — он до крови прикусил губу, в надежде, что хотя бы боль отвлечет его, — «…А есть еще и некоторые везунчики. Как ты умудрился вляпаться в двадцать четыре огневых за тридцать месяцев?.. НЕ ДУМАЙ!.. Интересно, какая вероятность пережить двадцать пятый?! …НЕ ДУМАЙ!!! …Две тысячных?! … Архимед! Ну ты и считаешь… НЕ ДУМАЙ!!!»(2) Резкий сигнал зуммера боевой тревоги вырвал его в реальность. На радаре горели отметки малых кораблей Азиатского Союза. — Потанцуем… — прошипел он сквозь зубы… …После возвращения, четыре выживших звеньевых Грехнёва собрались в небольшой двухместной офицерской каюте и ударно приняли на грудь за помин погибшего командира. Когда тренированные желудки приняли по литру, разговоры с печальной участи Гаврилы перешли на политику. — … по-другому не получается. В Федерации почти миллиард населения, а это значит… — вещал Денис Балашов, — это значит… Погодите. Дайте калькулятор, – он что-то быстро понабирал на клавиатуре. – Ни хрена себе… Ну-ка, еще раз… Ого! — Чего там? — Получается почти миллион четыреста тыщ, народу… — Что миллион? — Миллион четыреста тысяч народу рождается ежемесячно. А по всей границе с азиатами, ежемесячно гибнет не больше двух тысяч… Капля в море! Никто наших смертей не замечает. — Удивил, мля. Я тебе то же самое скажу без всякого калькулятора… – угрюмо вставил Олег. — Денис ты не прав. Возьми-ка калькулятор и посчитай по деньгам. Жизни не ценят, то — фигня. А вот денежки считают все… И вообще, какого хрена я в «лётное» подался? Работал бы сейчас на фабрике искусственного белка… Наливай. — Погодь, Максим. Расскажи, как эту хрень, что мы жрем, делают? — А, ерунда… Представь себе бак громадный… Ну, как десять таких кают. Посредине нитки протянуты. И какой-то мутный рассол налит. Всё. В бак понемногу угольную пыль добавляют. Через пару дней вокруг ниток слизь образуется, потом все больше и больше, пока слизь не уплотняется, и не заполняет весь бак. Потом только нитки достать. Ух… Вот и получается, эта хрень… — Ченцов ткнул пальцем в тарелку. — Чего ж те надо было? — А представляешь, какая жизнь? День за днем одни и те же баки… — Максим горестно вздохнул и потянулся за рюмкой. – И так все свои среднестатистические шестьдесят три года… Будем! – медленно, как воду, он выцедил водку. Денис Балашов не слушал разговор, продолжал что-то высчитывать на калькуляторе, бормоча себе под нос непонятное: «…доход бюджета…, из расчета десять тысяч годового с человека…, … два миллиона «сушка»…, … восемьдесят тысяч обучение…». — Опа! — наконец провозгласил он. – Господа, чистая математика. Нам полный и окончательный писец… Наша любимая Федерация, без напряга может позволить себе терять двадцать одну тысячу пилотов вместе с машинами в месяц. Не выходя за рамки военного бюджета… — Бред! Получается, теряет всего одну десятую… — Точно говорю. Все цифры в открытом доступе. — Недаром Гаврюша последние два месяца эти мутные разговоры вёл… — Так может время пришло… — Отставить! – возвысил голос Олег Горелов. – Сначала, господа, по таблеточке алкогольного нейтрализатора. …Алкоголь выходил из крови мучительной головной болью. Они ярились, ругались, смеялись, хватали друг друга за грудки – беседовали. Решали и решались. Долго. Восемь часов без перерыва. Спустя восемь часов, ровно в двадцать ноль-ноль, четыре капитана-летуна напросились на прием к вице-адмиралу Зябликову, командиру авианесущего крейсера «Тбилиси». В двадцать ноль три, капитан Ченцов выстрелом из табельного оружия убил вице-адмирала Зябликова. В двадцать ноль семь, по внутрикорабельной сети он обратился к экипажу с обширной речью… В течение трех часов после его выступления на корабле было убито пятьсот восемь офицеров и младших чинов. Мятеж состоялся. * * * * * Министр бездумно потряс опустевшую флягу, погрузившись в тяжелые размышления. — Да. А всё равно… — Что? – встрепенулся Олег Петрович. — Говорю, всё равно мы оставили неизгладимый след. В этой стране, в этом народе… — главком уставился на кончик потухшей сигары. — Тьфу, пропасть. Дай, зажигалку. — Безусловно, след оставили. Глубокий след. Уже никто ничего не сможет отыграть назад. Даже если нас… — министр повел по горлу ребром ладони и торжествующе улыбнулся, показав пожелтевшие зубы. – Назад не отыграешь. — Да, много сделано. Хорошего. Вопрос, какой ценой? Толстяк ничего не ответил, лишь потерянно вздохнул и поднялся со стула. — Был почти миллиард… — продолжал тем временем главком. – Сейчас семьсот миллионов, с кусочком… — Жрать хочу. Сейчас чего-нибудь соображу. Он распахнул дверцу холодильника, и забормотал себе под нос: «Все сожрали. Крысы штабные. Так-с. Яйца, лук, сливки. Негусто. Ага…» — Как ты можешь думать в такой момент о еде? — А о чем мне думать? Я лично всё сделал правильно. Мне не о чем жалеть. Отобьют нас, пойду дальше работать. Раскисать не собираюсь… – порывшись в кухонных ящиках, он извлек на свет груду плошек. – Вот эти пойдут. Так-с сейчас, лучок начистим. – Из заднего кармана брюк появился небольшой складной нож. — Вспомни историю этой страны. Что на Земле, что в Космосе. Нам всегда был нужен хороший пинок под зад, чтобы начать шевелится. Причем крепкий и кровавый пинок. Могу привести тебе кучу примеров. Вот, например, Ваня Четвертый, который Иван Грозный, консолидация страны, прекратил всякую раздробленность, присоединил Сибирь. Кровищи пустил немеряно. Где-то читал, воронья развелось в его годы, да такого жирного, что больше не видали. Продолжаю… Вот еще пример, Лексей Михалыч, более известный как отец Петра Первого, разжирела до него слишком церковь, а он решил ее присобачить к государству… Скажем так, полностью утвердить светскую власть. Старообрядцы, новообрядцы. Опять крови немеряно. Петра – пропустим. Катька Великая – сплошные войны, все деревни в калеках, зато обезопасила границы. Потом потихоньку затишье и всё валится, валится… Опять встряска, дело Ленина-Сталина, трупы насыпали горами. Зато индустриализация, электрификация и прочее… Затем опять замерло. Потом опять пинок под зад, и… — Я всё понимаю. Не дурнее некоторых. Другое мучает… — Излагай… — Олег Петрович быстро и аккуратно крошил лук. — Две вещи. Во-первых… Это ты к месту про Грозного вспомнил. Помнишь, что после него было? Смутное время. Безвластие, разорение, интервенция, в конце концов. Столицу захватили. — Но потом ведь всё вернулось? Дело ведь не прошло даром. — Хм… Может быть. – Максим Дмитриевич повертел в руках зажигалку. – А может, и нет… Второе. Боюсь, проклянут нас. Сорок лет, сплошь войны и кровь. Сначала была Гражданская — пять лет, вот за это точно проклянут, говорю тебе как на духу. Потом с американцами завелись еще на шесть лет. Правда, затем пятнадцать лет мира было... Но какого? Что это за жизнь к войне готовиться?.. И азиаты. Два года всего. Зато каких! Страшнейших… — Да уж… И не говори. Это было совсем по… Совсем по-взрослому. Не по-детски. — Вот и я про то же. Казалось бы, живи и радуйся. Двенадцать лет мира, а как всё расцвело… Эх… И здесь Балашов! Сепаратист хренов. Чего ему еще надо было. Су-у-ка. — Убил бы гада.– Толстяк продемонстрировал складной ножик, которым нарезал лук. – Вот прям этим!.. Знаешь, что обидно… — он тяжело оперся двумя руками на стол. – Ведь это мы его всему научили. Дениска ведь ни хрена не умел. Только на калькуляторе вероятности, да бабки считать. Олег Петрович скорчил серьезную рожу и вытянул вперед губы, подражая старому знакомцу: — «Цифры в открытом доступе». Помнишь?.. Вот, мутант. Подражатель хренов. Даже сейчас. Берут ведь нас сейчас по моему плану. Это я разработал план штурма дворца Уильямсона. А он под копирку слямзил. Хоть бы что новое… — Обидно? Что же мы такого варианта не предусмотрели? — Ты главком, вот тебе и предусматривать надо было. В наступившей тишине, министр поставил тяжелую сковороду на плиту, и, дождавшись пока она разогреется, забросил тушиться лук. — И все-таки… — Максим Дмитриевич вернулся к прерванному разговору. – Погиб каждый четвертый. В каждой семье. — Ну, мля! – взорвался толстяк. Подскочив к холодильнику, он резко распахнул дверцу и достал коробку с яйцами. – Видишь?! Это яйцо! — Не понял. — Так рассмотри. Сейчас запущу… — с неожиданной для столь массивного тела ловкостью, он изобразил, как запускает яйцо прямо в лицо главкому. Максим Дмитриевич даже не вздрогнул. — Охренел! – коротко ответствовал он. — Да нет же! Вспомни, когда ты при старой власти яйца ел? А сейчас у всех, всех больше половины питания – натуральные белки. Нас вспомнят. С благодарностью. Вспомнят «Семь Указов». И пожалеют, и всплакнут… Вспомнят не злым, тихим словом… Еще и памятник поставят. Вот увидишь… — министр понемногу успокаивался. — Откуда увижу? — С неба увидишь. – Олег Петрович помешал лук на сковородке. – Знаешь, когда я первый раз в жизни попробовал яйца? Настоящие куриные яйца? — Расскажи… * * * * * …Это было на четвертый год гражданской войны, со своими ребятками я прибыл на Ново-Свердловск. Ну, ты там бывал, знаешь, угрюмый такой планетоид, на два миллиона населения всего... Простор, еще не понастроено всего, только лет десять как терраформирование прошло и зеркала на орбите повесили. По данным разведки моего флота «федераты» понастроили там фабрик по производству корабельных орудий. Причем, как сам понимаешь, «быстрые заводы» — это только американцы могли им подсунуть. Впрочем, ладно, на «черных» я зла не держу, сторицей им наши слёзки аукнулись. Значит, взял я планетоид в полную блокаду, высадил десант. Окружил квадраты предполагаемого размещения производств. И поставил обычный ультиматум: «Сорок восемь часов покинуть указанную территорию. Всем вышедшим за это время к постам гарантируется жизнь и отправка на фильтрационную планету. Затем ковровая бомбардировка». Проследил за выполнением приказов, за расстановкой сил. Посмотрел вокруг, и думаю себе: смотаюсь я на поверхность, хоть подышу чистым воздухом, да посплю в большом помещении, а то эти мелкие каюты, да рубка «сушки» – пёрнуть негде… Приземлился я недалеко от небольшого поселка, домов на сто не больше. Тишь, благодать. Земли незастроенной рядом видимо-невидимо, всё в полях, чахлых, но все равно… Денщик побежал договариваться с местными, а я лежу на земле, на травке – не знаю то ли сено, то ли пшеница, то ли еще культурное растение какое. И потихоньку проваливаюсь в сон. Знаешь, прямо ничего поделать с собой ничего не могу – отключаюсь. Сквозь дрёму слышу какие-то разговоры, про политику, охрана что-то местным втирает… Очнулся нескоро, часов через восемь, и представь себе в помещении, в постели, а рядом девчушка симпатичная, молоденькая — Ирой зовут. Оказывается, пока я спал, мои гаврики успели договориться с местными: несколько близлежащих поселков рэкетировала одна банда, вот они и предложили обмен, флот уничтожает банду, а они расплачиваются настоящими, натуральными продуктами. У моих естественно слюни потекли рекой… Вот и согласились, причем даже не поторговались — простаки. И к моменту моего пробуждения успели половину гонорара уже схавать. Вот. Только тут до них и начало доходить, что адмирал Горелов Олег Петрович — это вам не гулькин хрен – в условиях войны каждый грамм обогащенного топливного урана на вес золота, а гоняться за бандой они собрались прямо на «сушках». По тем временам за такое дело легко можно было под трибунал подвести. Но у стервецов был и свой расчет; меж собой они правильно рассудили – раз я позволил лично себе, только ради того чтобы поспать на свежем воздухе, сгонять собственное звено на поверхность, так может и самоуправство подчиненных прощу. Это, во-первых, а во-вторых, они решили меня банальным образом подкупить, сговорились с местными старикашками, и те быстренько подсунули мне эту молоденькую девицу в койку. Чтобы размяк я. Всю эту историю Ира протараторила в пулеметном ритме, не успел я глаза продрать. Что поразительно, при этом, паразитка, умудрилась даже немного покраснеть, предлагая свои услуги. Выслушал я всё внимательно, лежу, смотрю в потолок, и не знаю то ли смеяться, то ли плакать. Она-то уже помалкивает – реакции ждет, а сама глазками постреливает и эдак немного плечиком поводит… Я продолжаю паузу тянуть, за ней наблюдаю, про себя прикидываю: интересно, как ты соплячка выкрутишься – неужто и впрямь разденешься и под простынь полезешь? Потихоньку замечаю – на глазах у неё слезы начинают закипать. Отказывают ей, понимаешь, за человека не держат… Только было собрался что-нибудь успокоительное сказать… Да она меня опередила – бух! – прямо на кровать ставит громадную миску с творогом, — бух! еще раз, — и миску с яйцами варенными. Говорит: «Попробуйте. Всё самое свежее» — решила про себя, что видать у адмирала Горелова женщины не ей чета каждый день в койке бывают, и с другой стороны меня подкупать собирается. А я… Ты знаешь… Как творог увидел, так в голове только и мысли о жратве. Запах стоит, просто одуряющий. Еле сдерживаюсь, но глаз от яиц отвести не могу, я их не только не ел до того времени, но даже в глаза не видел, разве что по видео. И какое-то внутреннее у меня ощущение, что это деликатес неизведанный передо мной лежит, даже немножко боязно как-то… Не знаю, как тебе и объяснить, по нынешним хорошим временам, ну вроде как сейчас бы мясо китовое предложили. Вот представь, беру я это самое яйцо и медленно так ко рту подношу. На заднем плане замечаю – Ира глаза распахнула шире новой юбилейной монеты, и прямо рот приоткрывается у нее; где-то далеко проскакивает шальная мыслишка: «Бедняга, сама наверняка ни разу не ела. Всё добро уходит на смесь для искусственного белка. Надо бы поделиться…». Зубами – хрясь!.. Скорлупа!!! Я в шоке, растерялся, не знаю, что и делать. Начинаю отплевываться… Ира захохотала, да так звонко и радостно – кошмар просто какой-то!.. От смеха этого, девичьего, странно стало мне… Сердце защемило. И как будто хрустнуло во мне что-то. Сам не заметил, как тоже рассмеялся… Разговорились. Она мне рассказывает про своё житье, а я киваю, слушаю, размышляю про себя: «Ё-моё! Двадцать девять лет стукнуло мне недавно. Самая жизнь! А что я видел?! Рубку «сушки», да трассеры. Народу угробил в тысячи раз больше, чем женщин попробовал. Приказов написал десятки тысяч, а чтобы посмеяться от души, счастливо как эта девчонка, так и не вспомнишь… Смерти в глаза смотрел не раз, а жизни? Жизни в глаза я смотрел? Людей подбирал, как болтики и винтики, этого туда, этого сюда, потом смотришь погиб... А если бы другого послал? Матерь его пирог! В жизни ни разу не танцевал! Детей не завел. Руки аж чешутся по головке сына погладить! Под ручку ни с кем ходил. Ах, ё! Кровь бурлит!». Позвал адъютанта, распорядился к утру взвод десантников вызвать, и в самом деле, не на «сушках» же за бандитами гоняться? А парняга доволен – разноса не будет! Улыбочку тянет и старательно так честь отдаёт… Вот… Потом у нас с Ирой всё и случилось… Эх! Вот девчонка была… Таких уже не делают. Знаешь какая?.. Хм… Вкусная! Никогда больше так не бывало. Любить её хотелось! Именно любить, не грубо, не иметь – любить! Боже мой, как хотелось её любить! Стеснительная. Сядет на кровати, простынку к себе притянет – прикрыться… До сих пор перед глазами картина стоит – спинкой ко мне сидит, руками ткань к груди прижимает, изогнулась вся немножко… Так и порывает рукой погладить – сверху, где волоски на шейке кудрявятся, и вниз по позвоночнику, к двум ямочкам внизу, и дальше… Ах! Как хотелось её любить! Боже мой! Неважно… * * * * Министр замолчал, отвернувшись к плите. — А дальше? – поторопил его Максим Дмитриевич. — Что дальше? – толстяк развернулся, показав покрасневшие старческие глаза, не способные выдавить из себя слезы. – Расстроился я… Дальше не интересно. Когда я проснулся, её не было. Она ушла. На работу, началась её смена. Вот… К несчастью, эти придурковатые бандюки пришли в это время на фабрику – решили разжиться натуральными продуктами. У женщин не хватило ума промолчать. Начали пугать бандюков армией. Слово за слово… Постреляли их. Трех женщин. Иру в том числе. — Хе… — Потом подъехал десант и превратил их в месиво. Вот и вся история. Спустя два часа я поднялся в штаб на крейсер. Вот… К обеду мне подали жареные яйца. С тех пор я люблю и ненавижу их. Одновременно. – Он открыл холодильник. – Где-то здесь я видел сливки, пора добавлять. — Хороша история. Женщины, эх… Максим Дмитриевич загадочно улыбался чему-то своему потаённому. Неожиданно он весь вскинулся, прислушиваясь к происходящему за дверью, и бросил быстрый взгляд на замершего министра. — Не, еще не убивать идут, – ответил тот на невысказанный вопрос. – Стрельбы нет. Разве что договариваться… — Ха! — коротко хмыкнул главком. Уверенным точным движением он подхватил со стола автомат и передернул затвор.– Ню-ню. — Обалдуи. Арестовывать будут. На что спорим? — Обойдешься, – Максим Дмитриевич переложил оружие на колени, устроив рукоять поближе к правой руке. За дверью затопало добрым десятком крепких армейских ботинок. В помещение ввалились небольшая группа офицеров в парадной форме дворцовой гвардии – «Ну да, как же без пятой колонны…» — улыбнулся своим мыслям главком. — Гражданин Ченцов. Гражданин Горелов, — вперед выдвинулся смутно знакомый офицер с майорскими знаками различия. – Властью данной мне Народным Трибуналом и Вооруженными Силами Освободительной Армии, я объявляю вас арестованными. Старики не отвечали, лишь Олег Петрович раздраженно отвернулся к сковороде. — Вы меня понимаете? Вы арестованы. Вам предъявлены обвинения в геноциде, военных преступлениях, массовых убийствах, разжигании межнациональной розни… Оторвавшись от готовки, министр задумчиво уставился в потолок и процедил сквозь зубы: — Идиот. Лицо майора превратилось в брезгливую маску: и эти люди правили его страной! они даже не в состоянии оценить опасность! впали в маразм! один в молчаливом ступоре, другой продолжает куховарить! — Что вы делаете? — презрительно начал он. И тут же длиннейшая, на весь рожок очередь начала валить вошедших. Максим Дмитриевич стрелял прямо с колен, не потрудившись даже поднять автомат – рукой он удерживал рукоять, вдавив скобу, и немного помогал себе коленом, направляя ствол. — Идиот, — повторил Олег Петрович, когда закончилась стрельба. Мгновенно в руке у него возник короткоствольный «Вальтер» и совсем молодым, скользящим движением он в два шага приблизился к телам. – Макс, посмотри. Живучий какой! – он указал стволом пистолета. В развороченной груди майора продолжало что-то булькать и хлюпать. – Так вот молодой человек, отвечая на ваш вопрос. Собственно я перемешивал сливки с луком. Чтобы тушилось равномерно… – твердой рукой он направил ствол. Сухой треск пистолетного выстрела прозвучал почти насмешкой после грохота автоматной очереди. — Ха-ха! – язвительно выдал Максим Дмитриевич. Левой рукой он отточенным движением вынул сигару изо рта и сбил пепел. – Знаешь, Олежка. Такие сцены убеждают, что я положительный герой. — Почему? – министр на мгновение задумался. – Очищаешь мир от идиотов? — Нет. Но если следовать логике кинобизнеса, то положительный герой всегда стреляет первым… «Злодей» всегда интересный красавец, модно одевается, имеет кучу прихлебателей, произносит длинные вдохновенные речи. Положительный герой – наоборот, простой парень, институтов не заканчивал, зато, когда доходит до дела, бах один выстрел – один труп. Безо всяких разговоров и моралей. В принципе, он всегда на фоне злодея выглядит как-то пресновато. Но действует гораздо эффективней. — Остроумно… — оценил мысль министр. – Я не понимаю, где же наша охрана? Ну-ка, гаркни. Главком польщено улыбнулся. — Ох-ра-на!!! – именно гаркнул он: голос разнесся по этажу, заставляя звенеть стены. — Эк… — Олег Петрович поковырял пальцем в ухе. – Хорошо орешь. Из коридора послышался мелкий перестук каблуков торопливо приближающегося человека. — А… — из-за косяка высунулась физиономия неказистого лейтенанта. – Ваше пре… Ваши превосходительства. — Стоять смирно! Что с тобой делать, стервец?! — Ваше... – лейтенант стремительно побледнел. — Тебя Борька, зачем здесь оставил?! Чтобы каждого говнюка пропускал, да? Под взглядом главкома охранник начал задыхаться. — Дай я, Макс. – вмешался Олег Петрович. – Что, молодой, угрожали? Пугали, да? И чем? Министр внимательно вглядывался в лицо лейтенанта. — Не может быть! Неужто, просто жизнь оставить? Так дёшево? Не вставая, главком веско уронил: «Расстрелять!». — Не будем торопиться… Значит так, лейтенант… Отставить. Разжалован в рядовые. Быстренько этих повытаскивал отсюда. – Министр указал на трупы. — И возвращайся на пост. Задача ясна? — Так точно! — Вопрос о расстреле рассмотрим позже. Служи. — Так точно! Словно полностью позабыв о происшедшем, Олег Петрович вернулся к своей стряпне. — Так, так… Готово. Отличненько. Самое время разложить в плошки … — Ну-ну… — главком неторопливо заменил рожок в автомате. – Смешно это всё… — Что смешного? — Я уже и забыл, как это — в людей стрелять… Освежает что-ли? — Во-во. Бодрит. — Точно. Последний раз я стрелял лично чёрт знает как давно… — Расскажешь?.. * * * * * …После войны с «черными», когда все немного успокоились, я действительно начал задумываться о будущем. До этого всё как-то времени не было. Даже не так, время было – опыта не хватало. Когда мы поднимали мятеж, то всерьез не задумывались. Конечно, были какие-то выкладки, рассуждения. Но всё как-то слишком наивно. Ты тогда мотался по планетоидам, возился со своей любимой полицией. Безусловно, внутренний порядок важен. И твоя роль в процессе охлаждения внутренних страстей главенствующая. Но я был вынужден думать о стратегии. Благо непосредственно с флотом и армией тогда Валерка помогал возиться. Денис как обычно витал в облаках и торчал на митингах. Подонок он всё-таки, вот сейчас его вспомнил. Вечно он отлынивал от серьезной работы, не хотел впрягаться в лямку. С гнильцой он был всегда, а мы ему все прощали… Впрочем, неважно. Страна тогда стояла крепко, но слишком уж было всё сбито кровью и армией. Так продолжаться бесконечно не могло. И в голове у меня всё крутились мысли о судах. В судебной системе мы навели порядок, ещё во времена легендарные – Гражданской войны. Я четко помню, это Валера предложил изменения, как раз перед штурмом Новой Читы. Народ рукоплескал и восхищался. Казалось бы куда проще: судья — неприкосновенная несменяемая пожизненная должность на полном и абсолютном государственном обеспечении и охране. Любое нарушение – расстрел. Поначалу конечно были перегибы, куда уж без этого. Не помню, как того судью звали, что толковал «полное государственное обеспечение» слишком широко. Для умственной деятельности необходимо ему питаться исключительно красной рыбой, понимаешь. Дома, машины, охрана, дети в любой университет, натуральные продукты и одежда в любом количестве… Нет, он решил поиздеваться. Красной рыбы ему! Подонок. Ты не знаешь, я тебе специально не рассказывал и всем запретил, но Валерка его голыми руками забил до смерти. Мне потом фотографии показывали — жуткое зрелище! Все стенки забрызганы кровью. Честно сказать, даже и не представляю, как это он сделал. Думаю именно с того момента у Валеры начала крыша потихоньку ехать… Но сама идея – супер! Кратко, четко, понятно, не допускает разночтений. Только так и надо. Валера всегда умел находить формулировки. Так вот, сижу целыми днями за столом, думаю, а мальчики из бывших помощников депутатов, все приносят мне разные законопроекты. Я до сих пор считаю правильным, что мы не поставили их к стенке в отличие от самих депутатов – какое-то количество пустозвонов должно быть в государстве. Но строго ограниченное количество и обязательно без права принятия решений. Из этой мутной водички редко-редко, да можно выудить какую талантливую идею. Хотя, этим заявлением я отступаю собственных принципов. Помнишь этот бред: «Пусть расцветают все цветы!». На хрена, спрашивается? Только полезные и красивые цветы должны цвести, а самые лучшие сорняки умелый садовник уничтожает в зародыше. Впрочем, я отвлекся… Занимаюсь я этими законопроектами, перечитываю груду макулатуры, со всех сторон обложился справочниками. Осваиваю разницу между понятиями «декларация» и «заявление» в разрезе конституционного права. Хм… «Д`Артаньян чувствовал, что медленно тупеет» — это про меня. И тут внезапно, как глоток свежего воздуха, на прием ко мне просится Воронцов. Быстренько роюсь в памяти, какой же вопрос мы с ним не закрыли. Вроде бы нет — все в порядке. Накопившиеся за двенадцать лет армейские долги перед его верфями медленно, но уверенно закрываются. Конверсионные суда и корабли уходят к нему по графику. Всё в подобном роде… Разве что, где-то годик назад он ко мне в роли свата подкатывался. Заходит, улыбается, я его усаживаю, всё честь по чести. Он начинает рассказывать. С улыбочкой, но очень тревожные вещи. Верфи стоят, двенадцать лет войны – это не шутка, Экономика успела стать на военные рельсы. Раньше на его предприятии работало почти семь миллионов человек, тридцать процентов населения планетоида, а все остальные, по сути, обслуживали эти тридцать процентов, умело распределяя между собой полученные кораблестроителями доходы. В годы оные они штамповали «сушки» и крейсера со скоростью пуговиц. Сейчас же правительственного заказа совершенно не было, гражданские транспортники и так не знали, куда девать конверсионные суда. И ситуация все больше становилась критической. Политику «мирного производства» они осваивают, но верфи — это же не сельхозпредприятие. Номенклатуру «мелких вещей» и «бытового оборудования», ранее входившую в комплектацию кораблей, они успешно расширили и увеличили выпуск. И, тем не менее, занят лишь каждый пятый рабочий, не говоря уж о мощностях. Дальше уже некуда. Вот так он меня озадачил. (3) Я судорожно начинаю вспоминать обстановку на крейсере. Черт побери! – там же уйма вещей. Постели, матрасы, ящики, ручки, двери, столы, лампы, стиральные машины, куча мелких резиновых изделий. Да что там, целые кухонные цеха, прачечные, тысячи километров стенных покрытий. По своей тогдашней наивности я ему так и заявляю: Саша, ты охренел, во флоте даже в самые тяжелые годы не служило больше двух процентов населения. И только для бытовых нужд этих людей работала изрядная часть твоих предприятий. Надо занять всех, и завалить этой продукцией весь мир. Он мне на это логично возражает – ведь была война, всё это барахло периодически уничтожалось, требовалось новое, сейчас мир – воспроизводство не требуется. Кроме того, потребности гражданских всегда успешно покрывали цивильные производства. Выйти на рынок мало того, что не выгодно, ведь придется снизить цены ниже местных производителей, так ещё и смысла не имеет: у людей просто нет свободных денег, чтобы потратиться на предметы быта, тут семью накормить – проблема! Озадачил он меня. В целом по стране мы в то время решали подобные вопросы широкой компанией по переселению. Остался без работы – пришел на биржу – заключил договор найма – беспроцентный кредит на квартиру – билет, если на другой планетоид – и вперед. Программой уже воспользовалось около двадцати миллионов активных специалистов, а значит в два раза больше вместе с бабушками, дедушками и детьми. И собиралось еще столько же. Закуриваю, всматриваюсь в него и спрашиваю: Саня, елки-палки, сколько народу ты хочешь на меня повесить? Только ты учти, по кораблестроительным специальностям вакансии по стране не более двадцати тысяч. Остальных только разнорабочими. И вообще… Вот от кого-кого, а от тебя не ожидал, ты же самый настоящий махровый капиталист, да еще и со светлой головой. Ты же должен был найти выход! Выдумать что-то. Придумал же, как по тысяче «сушек» в день штамповать! И тут он, наконец, добрался до сути. Для начала он меня постращал двадцатью пятью миллионами переселенцев. От этого я чуть не подох – полгода как война с «черными» закончилась, весь в долгах как в шелках, выйти на улицу невозможно: только по облигациям военного займа каждому гражданину должны порядка ста пятидесяти тысяч, тогда это была стоимость хорошей четырехкомнатной квартиры. Посмотрел он на меня загадочно и говорит, есть проект совершенно нового двигателя для наземной техники, со всеми мелочами, начиная от аккумуляторов, и станций подзарядки, заканчивая планами переоборудования. Спрашиваю его, сколько. Он отвечает, порядка шестисот триллионов в течение десяти лет, в первый год порядка ста. — Фух… — говорю с облегчением. — Не такая и большая сумма, и это спасет от переселения большинство населения? — Да. — Так это же отлично! Смотри, по графику погашения задолженности мы переводим тебе в этом году девяносто. А еще десять я где-нибудь наскребу до конца года. Он немного замялся, но морду лица держит и самым невинным образом заявляет: — Я не смогу вложить эти деньги в проект. — Почему? Что, кредиторы замучили? – весело переспрашиваю, настроение поднялось. Э-как оно бывает: возникла проблема и тут же сама собою решилась. – Даю бесплатные уроки посылания кредиторов в баню. Ха-ха. — Нет, долги я все погасил. Чистенький и беленький, хоть сейчас продавай фирму. — С рабочими не рассчитался? — Рассчитался. Я же говорю, целиком и полностью никаких долгов. — Так какого же? — Дело такое. Ты вложишь в бизнес громадные деньги и оформишь сделку, как всегда, на свой любимый флот. Получишь контрольный пакет. – Смотрит мне в глаза преданно и продолжает. – Максим, еще никто никогда, не получил ни гроша с предприятия, в котором государство владеет контрольным пакетом. Его опасения стали мне понятны. — Тебе, именно тебе, отдадут все по чести. — Максим, ты не понимаешь. Ты военный. Летун. Скоро тебе наскучит возиться с экономикой. И ты развяжешь новую войнушку. И опять ты будешь выступать по видео и делать заявления «о затягивании поясов». — Не гони. Чтобы не происходило, уж ты-то никогда пояса не затягивал. Ты в жизни ни грамма синтетики не сожрал. И всегда на шелках спал. Даже в самые гиблые годы. — Пойми, я — капиталист. Я работаю на себя и для себя. Разговор этот начинает меня злить, я потихоньку завожусь всё больше и больше. — А я… Я, когда обращаюсь к гражданам, обращаюсь ко всем, к бедным, богатым, увеченным и здоровым. Когда мои побитые звенья садились на нищие планетоиды, простые люди тащили всё. Всё. Отрывая от грудных детей продукты, одежду, медикаменты, металл. Знаешь, сколько стоил один электрод во время Гражданской? А что притащил ты? — Я столько притащил, что вы до сих пор со мной расплачиваетесь. И еще три года расплачиваться будете. — Я что-то хотел вставить, но он прервал меня резким взмахом руки. – Постой. Ты мог бы сказать, что они передали тебе всё это бесплатно, безвозмездно… Но мне. Мне это слово жжет язык. Я не они. Я не даю ничего… Бесплатно. Так-с, думаю, сейчас мы поссоримся, и ничего путного из этого не выйдет. Всё-таки менеджер он гениальный, второго такого нет. Потому я засунул гордость себе в жопу и совершенно спокойным тоном продолжаю: — Оставим этот разговор. Я хочу услышать твои конкретные предложения. — Выкупи у меня верфи. За пятьдесят. И двести десять вы должны. Итого двести шестьдесят. Сумма конечно изрядная – годовой бюджет. Я согласен частями на пять лет. И гордо умолк. Сижу, смотрю на него и не могу мысли в кучку собрать. — Слушай, Саня. На хрена тебе такие деньги? — Да какая тебе разница?! Мои деньги, что хочу то и делаю. На девок спущу. — Однако, — присвистнул я, — на девок не получится. Забыл слово умное, но смысл такой: если слишком часто трахаться – сперма перестаёт вырабатываться. Ха-ха! Это же не серьезно. Я тебя, жучилу, знаю. Что ты такое задумал? Еще один проект? Ты знаешь, я даже не могу себе представить, насколько грандиозная это задумка. — Нет. Честное благородное слово. Могу поклясться всем, чем угодно. Хоть здоровьем детей. Ничего не задумал. — Не может быть. — Слово. Мне нелегко дались двенадцать лет войны… Я устал, я смертельно устал. Хочу отдохнуть. — И что же ты собираешься отдыхать на мешках с деньгами? — Ага. Мое право. — Получается, девятьсот миллионов человек будут работать целый год, чтоб ты мог гульнуть с чистой совестью? Это твое право? Он лишь пожимает плечами в ответ. От злости я прокусил сигару. Чувствую, разговор этот даёт мне что-то глобальное, общее, не относящееся конкретно к Воронцову. Прорастает нечто большое. — Саня, — начинаю по-новой не столько даже для него, сколько для себя. – Ты должен понимать… Общество – сила. Предки толпой мамонта валили. Единство – это не пустой звук. Ты не можешь поставить себя вне общества. Жить не так как оно. Ты или один из нас или изгой. Глазки у него забегали, чувствует, что палку перегнул, и доходит до него, перед кем сидит. Вспоминает, небось, скольких я пострелял. Но в то же время понимает – если сейчас меня не додавит, то уж никогда. И оттого отчаяние смертника в глазах у него поблескивает. — Хорошо. Может быть я не прав, – тоже начинает издалека, — все-таки прошу тебя подумать вот над чем. Социальная справедливость, и вообще подобные мысли, однажды были уже воплощены в одном государстве. Советский Союз. Не так ли? Чем же все закончилось? — Не совсем так, но погоди… Приведи обратный пример. Заодно, в чем ошибка основная? — Легко. Человек по природе своей такой. Когда опасность, он готов с обществом всем поделиться, когда же нет… Индивидуалисты. На генном уровне. Наверх же в любом обществе всегда пробиваются самые хитрые, ловкие, безнравственные – это закон. Индивидуалисты и строят мир под себя. Никак не солидаристы. Теперь по поводу примера. Была такая страна США, помнишь? Демократия в крайней ее форме. Успешно росла и развивалась. Самая мощная экономика. Самая богатая страна. Ее успех – победа индивидуалистов. — А вот, что я тебе возражу. Когда накрылась это США? — В две тысячи пятидесятом. Во время первой ядерной. — Вот ты и не прав. Тогда состоялся вынос тела. Умерла эта страна раньше. В тысяча девятисотых. Дело было так. Были богатые дяденьки, которые могли всё что угодно, действительно всемогущие, пузатые такие. Сидели они в парламенте, и тут у них война началась. С Вьетнамом. И вспомнили дяденьки, что сила в единстве, и послали своих сыновей умирать на эту войну, вместе с детьми бедняков и бывших рабов. Они не победили в той войне, но гордо несли свой флаг… И когда у всех по очереди депутатов парламента спросили, где твои сыновья? Они ответили – на войне. Затем детишки прошедшие войну подросли, и заняли места своих отцов в мягких кожаных креслах. В двухтысячных годах пришла новая война. В Ираке. Но они уже забыли, что мамонта толпой валят. И не послали детей на войну. Вот так. Когда же их по очереди спросили: Ты был во Вьетнаме, они ответили – да. А где твои сыновья, спросили. Они ответили «Э-э-э…». Вот тогда и накрылась США медным тазиком. Индивидуалисты. — Кхм… — Слушай-слушай. Назвались они гордым словом демократия… Только я не знаю, что это слово означает. Миф это, фата-моргана. На самом деле была эта страна республикой. Республика – Наше Дело. Наше это чьё? В этом суть. Люди у них делились на два класса, так вот «наше дело» — это дело богатых и властьпридержащих. И этот класс с большим трудом подпускает к себе бедных, а уж чтобы в свои круги пустить — так никогда. — Подожди, — прерывает он меня. – Помнится, там была какая-то известная личность. Самый богатый человек. Программист какой-то. Вот тебе пример выдвиженца из самых низов. — Да-да. Тухлая история. Помню. Для начала у него папа был генеральный прокурор, а затем, как он фирму организовал, так папа ему два миллиончика дал. В первый год. И еще двадцать на второй, и затем частями шестьдесят. Он немного скис от моих слов, а я продолжаю: — История нас учит, что всем республикам пришел конец, причем по причинам внутренним, а не внешним. Началось все в Древнем Риме, правда, тогда люди пооткровеннее были, прямо так и назвали себя Патриции и Плебеи, не стеснялись. Позже извращаться начали, напридумывали кучу формулировок. Пытались обмануть, и даже позволяли Плебеям становится в исключительных случаях Патрициями… Не в том дело, дело в другом, если есть явное или неявное, разделение на классы, где меньшинство правит большинством, то дело плохо. Всегда накрывается медным тазиком. Рим. Англия. Италия. Франция. США. СССР. Республики умирают. Рано или поздно, так или иначе. Ты шептал об СССР? Так это была еще та республика. Понял? Воронцов немного помолчал, собираясь с мыслями, но возражать мне не решился. — Хм. Не ожидал от тебя лекции на тему власти. — Учись. Пока я жив… – я облегченно рассмеялся, на миг появилась хрупкая надежда, что пусть его и не убедил, но хотя бы заставил задуматься. – Когда-нибудь ты прочтешь мне лекцию на тему денег. — Ха! – мгновенно взвился он. — Ну-ка, ну-ка… Разве между понятиями «деньги» и «власть» не стоит знак равенства? — Нет. — Да ну? Уверен? Тысячи людей хотят попасть к тебе на прием, запись на год вперед. Я же прохожу по своему желанию, в любое время, сижу свободно, называю на «ты». Чем не власть? Эти слова заставили меня задуматься. Глубоко. Нечто прорастало все больше. — Ты прав. Полностью прав. – Выдавил я из себя, в конце концов. Он позволил себе небольшую улыбку. – Больше так не будет. — Не понял? – улыбка завяла на его лице. — Пока на Магадане жрякают баланду, а в Кремле икру, порядка не будет. — Чего? – растерянно переспросил Воронцов. — Тебе не понять. Стоять! Когда разговариваешь со мной. — Максим… — Максим Дмитриевич, для тебя, урод! Встать, я сказал. Он грустно усмехнулся, понял, что проиграл. Из верхнего ящика стола я достал пистолет. — Что собираешься поубивать всех богатых? – в упрямстве и мужестве ему не откажешь, он продолжал сидеть, развалившись в кресле. – Может быть, убьешь само понятие «богатство»? Я выстрелил прямо в центр груди. И нажимал скобу, раз за разом пока не закончились патроны в обойме. — Дурачок, — обратился я к мертвецу. – Я бы убил бедность. Хм. Генный индивидуалист, мать. Неожиданно в голове наступила кристальная чистота, мысли собрали в плотный строй и сомкнули штыки. Нечто выросло. Я оглянулся. Взгляд зацепился за одиноко лежащую на столе самопишущую ручку. Отбросив пистолет, я схватился за ручку, как за спасательный круг. Уселся, потянул к себе верхний лист бумаги из пачки, весь в мелких брызгах крови. И начал писать. Поверх крови Александра Воронцова. Спустя тридцать пять минут я вышел из кабинета и протянул одинокий листик секретарше. Там были проекты законов, впоследствии получивших название «Семь Указов». А еще спустя неделю вспыхнуло «Августовское Восстание». Мы заставили его захлебнуться в собственной крови. В тот месяц было убито полтора миллиона человек… * * * * * — Да, Олежка, как странно творятся дела Божьи. Если бы я не убил Воронцова, то не написал бы «Семь Указов», Валера Иванов не полетел бы усмирять Новый Петербург, не сошел бы с ума, и не был убит, а Денис не затаил бы на нас злобы. — Действительно, странны дела твои Господи… — Олег Петрович совсем по-стариковски завздыхал. – Чудные дела. Министр вновь вернулся к готовке, над каждой плошкой он разбил по одному яйцу. Сверху положил по чайной ложке сливок, и, кряхтя, поставил в духовку. — Ха. Служба службой, а обед по расписанию. Через десять минут кушать будем… – довольно промолвил он и потер широкие ладони в предвкушении.(4) Из-за двери послышались звуки долгой отчаянной стрельбы очередями. — Опа! – подскочил Максим Дмитриевич. – Что, время пришло? — Как скажешь. Теперь уже идут убивать. Идиоты закончились. Олег Петрович скинул китель, оставшись в просторной белой рубашке. Коротким взглядом он охватил всё помещение. Цепко схватил легонький металлический стульчик и приставил его спинкой к столу. — Так-то лучше будет… — он уселся на стул верхом, положив тяжелые руки на столешницу. Как всегда, совершенно неразличимо для глаза, в руках появились два короткоствольных пистолета. Максим Дмитриевич внимательно отслеживал все странные эволюции друга, но ничего не сказал, лишь удивленно приподнял левую бровь. — Железо, – ответил министр на невысказанный вопрос. Стволом пистолета он постучал по спинке стула, в такой позиции закрывающий его грудь. — Ню-ню… — иронично заметил главком, перехватывая автомат двумя руками. — Блин, пожрать не успели. — О, Господи! — Последний приказ, командир? — Приказываю долго жить. Дверь вылетела под ударом подкованного каблука. Конец Примечания: 1) Знаменитый 105-й заказ, ТАКР «Тбилиси» (в девичестве – «Рига», ныне «Адмирал Кузнецов») — последний построенный в Советском Союзе авианосец, спущен на воду в 1985 году. Однажды, во время дружественной пьянки с офицерами этого корабля, мне была прочитана лекция по сравнительным характеристикам авианесущих флотов СССР и США. Некоторые факты, для любознательных читателей: 1. В 1972 году, в США, на воду был спущен «Нимитц», первый авианосец (aircraft carrier) одноименной серии. 2. По водоизмещению, вооружению, скорости хода, количеству самолетов и вертолетов, экипажу – во всем превосходит «Тбилиси», ставшего в строй на 13(!) лет позже, по самолетам в 3(!) раза. 3. После «Нимитца» и до 1991 года спущены на воду: «Эйзенхауэр» — 1975, «Винсон» — 1980, «Рузвельт» — 1984, «Линкольн» — 1988, «Вашингтон» — 1990. В наше время: «Стеннис» — 1993, «Трумэн» — 1996, «Рейган» — 2001, «Буш» — 2006. Пользуясь, случаем, я хотел бы сказать: Дамы и Господа! Снимите шляпы… Давайте почтим память последнего заложенного тяжелого авианесущего крейсера СССР – «Варяга». Насколько я знаю, купившие корпус китайцы до сих пор не отказались от мысли превратить его в плавучий бардак и казино. «Слава павшему величию!». А ведь я гулял по «Варягу», да… 2) Статистика не выдумана. Это наиболее часто звучащие данные о летчиках истребителей времен Великой Отечественной Войны. 3) На юге Украины есть один чудный город. В 1991 году в нем проживало 502 тысячи человек. На трех кораблестроительных заводах работало в общей сложности 175 тысяч человек. В 1992 году на заводы не поступило ни одного заказа на постройку судов, люди остались без работы и средств к существованию (а если вспомнить еще вспомогательные предприятия, инфраструктуру: детские сады, школы, больницы, продуктовые базы, колхозы – все они кормились от верфей…). 4) Мои герои так и не поели «Запеченные яйца со сливочным луком», а жаль… Попробуйте: «Нагрейте духовку до 190 градусов Цельсия. Щедро смажьте дно и стенки четырех порционных горшочков или формочек сливочным маслом. Растопите сливочное масло в маленькой сковородке и жарьте на среднем огне два стакана порезанного кольцами лука, часто помешивая, пока лук не станет мягким, но не давайте ему зарумяниться. Добавьте три столовые ложки сливок и жарьте на слабом огне, еще примерно пять минут, пока лук не станет мягким, а сливки не загустеют, приправьте солью и перцем. Поставьте горшочки в противень и поровну выложите в них лук. Разбейте в каждый по яйцу, выложите поверх по одной чайной ложке сливок. Запекайте примерно десять минут, пока белки не затвердеют». |
||||
 |
 |
 |
|
|
Дизайн Elite Games V5 beta.18 EGM Elite Games Manager v5.17 02.05.2010 |
|
